На пути к Основанию [На пути к Академии] - Айзек Азимов

Амариль нажал кнопку на крышке стола, сработал механизм открытия ящика, и он бесшумно выехал из-под крышки. Юго вынул из ящика черный матовый куб. Селдон с нескрываемым интересом смотрел на него.

Принципиальную схему Главного Радианта создал он сам, но сборку осуществлял Амариль – он был мастер на все руки.

Комната постепенно погрузилась в темноту, и прямо в воздухе повисли цепочки уравнений и графиков. Цифры, казалось, подвешены на невидимых ниточках над столом.

– Восхитительно! – не смог удержаться Селдон. – В один прекрасный день, если доживем до него, нужно будет добиться того, чтобы Главный Радиант проецировал целый поток математических символов, отражающих прошлое и будущее. У нас появится возможность выделять в течении этой громадной реки притоки и рукава, направлять их в нужное русло.

– Угу, – буркнул Амариль, – если нам удастся прожить с сознанием того, что наши действия, направленные на то, как бы сделать лучше, не сделают хуже, чем есть.

– Поверь, Юго, еще не было случая, чтобы я лег спать, не подумав об этом. Эта мысль все время гложет меня. И все-таки пока ничего такого не произошло. И не добрались мы покуда до такой возможности. Ты верно сказал: пока мы всего-навсего различаем свет и тьму через обледенелое стекло.

– Точно.

– И как тебе кажется, что ты видишь, Юго? – спросил Селдон, пристально глядя на Амариля. Пристально и немного печально: Амариль стал толстеть. У него даже брюшко появилось. Он проводил слишком много времени у компьютера и Главного Радианта и почти забросил свои каждодневные разминки. Селдон знал, что с женщинами Амариль встречается время от времени, но жены у него не было. Это было ошибкой! Даже «трудоголику» нужны жена и дети, нужно о ком-то заботиться.

И Селдон подумал о том, что он сам до сих пор старается держаться в хорошей форме и что именно Дорс заставляет его не забывать об этом.

– Что я вижу? – переспросил Амариль. – Я вижу, что Империя в беде.

– Империя всегда в беде.

– Да, но теперь дело обстоит более конкретно. Существует вероятность, что беда подстерегает нас а самом центре.

– На Транторе?

– Может быть. А может быть, на Периферии. То ли случится несчастье здесь у нас – может быть, гражданская война, – то ли далекие Внешние Миры начнут откалываться от Империи.

– Уверен, для определения вероятности как первого, так и второго психоистория не нужна.

– Самое интересное то, что, похоже, это взаимоисключающие события. Либо одно, либо другое. А вероятность того, что то и другое произойдет одновременно, ничтожно мала. Вот, посмотри. Это же твои собственные вычисления. Посмотри!

И они вместе углубились в чтение цифр на дисплее Главного Радианта.

Наконец Селдон проговорил:

– Знаешь, я все-таки не понял, почему ты считаешь эти варианты развития событий взаимоисключающими.

– Я тоже, Хари, не знаю, почему это так, но в чем тогда ценность психоистории? Грош бы ей была цена, если бы она показывала нам только то, что видно невооруженным глазом. Она должна показывать нам то, чего не видно, понимаешь? А не показывает она нам, во-первых, того, какой из двух вариантов предпочтительнее, а во-вторых, что нужно делать для того, чтобы случилось лучшее, а вероятность худшего значительно упала бы.

Селдон поджал губы, помолчал, потом медленно проговорил:

– Я могу сказать тебе, какой вариант предпочтительнее. Пусть Периферия катится куда подальше, а Трантор остается в покое.

– Серьезно?

– Без вопросов. Мы обязаны сохранить Трантор в неприкосновенности хотя бы потому, что здесь мы работаем.

– Но наше собственное существование нельзя ставить во главу угла.

– Наше – нет, а существование психоистории – можно. Что хорошего для нас выйдет из того, если мы примемся спасать Периферию, а на Транторе создастся такая обстановка, что мы вынуждены будем прервать работу над психоисторией? Я не говорю, что нас убьют. Я говорю о том, что нам могут не дать работать. А наша судьба напрямую зависит от работы над психоисторией. Что же касается Империи, то отделение Периферии – всего лишь начало распада, который может продлиться очень долго, прежде чем процесс доберется до сердцевины.

– Допустим, ты прав, Хари, но как можно добиться сохранения стабильности на Транторе?

– Для начала надо хотя бы подумать об этом.

Оба умолкли, и наконец Селдон признался:

– Знаешь, что-то мне не легче от этих раздумий. А что, если вся Империя – на ложном пути? Причем давно идет по нему, всю свою историю? Знаешь, эта мысль приходит мне в голову всякий раз, когда я говорю с Грубером.

– Кто это – Грубер?

– Мандель Грубер. Садовник.

– А-а-а… Тот самый, что с воплями кинулся тебе на помощь, когда тебя хотели убить?

– Он самый. Я никогда этого не забуду и останусь вечно ему признателен. Ведь он был готов голыми руками защищать меня и не испугался заговорщиков, вооруженных до зубов. Вот это преданность! Но дело не столько в этом. Знаешь, поговоришь с ним – и словно глотнул свежего воздуха. Не могу же я все время разговаривать с придворными и психоисториками.

– Ну, спасибо.

– Не сердись! Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Грубер – дитя природы. Он любит ветер, и дождь, и мороз – словом, натуральную погоду. А я тоже по всему этому так скучаю порой.

– А я – ни капельки. И не помер бы, если бы вообще никуда не выходил.

– Ты вырос под куполом. А вот попробуй представить себе, что было бы, если бы Империя состояла из примитивных, промышленно неразвитых миров, живущих земледелием и скотоводством, где плотность населения была бы мала и хватало бы нетронутых участков земли? Разве так не было бы лучше для всех нас?

– Не знаю. На мой взгляд, это было бы просто кошмарно.

– А я выкроил время и попытался оценить такой вот вариант. Такое впечатление, что имеет место нечто вроде неустойчивого равновесия.

Малонаселенный мир – ну, такой вот пасторальный, как я только что описал, – либо нищает и вырождается, опускаясь практически до дикарства, либо там происходит индустриализация. Узенькая такая, понимаешь, дощечка – того и гляди, в какую-то сторону откачнется, и почему-то чаще всего выходит так, что перевешивает индустриальный путь развития.

– Потому что он лучше.

– Может быть. Но так не может продолжаться вечно. Теперь мы наблюдаем результаты подобной однобокости. Империя долее не может существовать, потому что она… она перегрелась, лучше не могу слова подобрать. А что будет – трудно сказать. Если мы с помощью психоистории сумеем предотвратить гибель Империи или, что гораздо более вероятно, ускорить ее выздоровление после гибели, может быть, это будет не более чем запуск очередного периода перегрева. Неужели это все, что предстоит человечеству – толкать, подобно Сизифу, камень в гору только для того, чтобы потом с отчаянием взирать, как он снова катится вниз?